Взрослые люди должны отвечать за свои действия, граждане страны должны отвечать за действия своего государства.
Сегодня поймал себя на мысли, что не сочувствую людям в Хакассии. Наоборот, хотелось бы, чтобы и в Бурятии было то же. Чтобы "все они" горели, как украинские танкисты, которых жёг убийца-бурят. Не сочувствую калужанам из-за закрытия заводов и не сочувствую жителям Комсомольска-на-Амуре, которые не могут купить йогурт. Не хочу видеть российские машины на наших разбитых дорогах и по телеку Ларису Долину бывшую одесситку, а ныне придворную вседержителя. Не хочу. Надоели. Всё! Пусть "Прогресс" упадёт на кремль!
Да, есть у меня знакомый - директор базы отдыха. Россиянин, москвич - мировой мужик. Друзья в Питере, которых мы любим. Раиса Ивановна, Оля, Вероника, привет. Мишка, а ты в этом году бычков ловить приедешь?
Нет всё-таки ещё не всё...
***************************
"Вас никто не предавал, вы просто стали злобные и зацикленные", - пишет мне девушка из Минска.
"Ты же не будешь спорить, что вы изменились, стали категоричные и резкие", - говорит друг из Израиля.
"Коротыч, тебя нельзя пускать в приличное общество!" - мягко пеняет приятель из Москвы.
И они все, наверное, правы. Мы изменились. И если мы до сих пор не смогли объяснить близким людям, что именно мы пережили и почему так изменились - то дальнейшее объяснение бесполезно.
О чем им рассказать? Рассказать про гробы, плывущие над людским морем? Или про знакомого, которого избили люди в милицейской форме, а потом судили - за то, что они остановились возле группы вооружённых битами людей, крушивших стоящую машину? Остановились, чтобы воспрепятствовать и вызвать милицию.
Может, попытаться рассказать о том, что ты чувствуешь, когда везешь женщину на опознание тела, которое может оказаться её сыном? Не представляете, как впечатывается в память белое-белое лицо. И как страшно увидеть её, когда она выйдет из морга. Страшно настолько, что ты, привезя её на место, прощаешься и малодушно сбегаешь, зная, что не простишь себе этого никогда, но лучше каждую ночь платок, положенный на тумбочку, чем один раз увидеть это лицо после опознания.
А ещё почему-то вспоминается, как в квартиру моего друга Макса позвонили ночью, в январе 2014, и сказали: "Откройте, милиция!". И Макс шёл к двери, открывать, как в тумане. К этому моменту нам всем пришли жизнерадостные смс о том, что мы "запеленгованы" мобильным оператором в зоне массовых протестов и не должны удивляться, если нас привлекут к уголовной ответственности за это. Так что Макс не удивился, просто шёл к двери. А когда открыл, оказалось, что милиция пришла к соседям, вызов на бытовуху, нужны понятые. Макс потом очень иронизировал над всей этой ситуацией и над собой. А я до сих пор не знаю, сколько лет жизни стоили Максу эти несколько секунд, пока он шёл к двери. Рассказать им про Макса?
Или, может, рассказать про мешок в сортировочной с надписью "Плен"? Туда складывали самые простецкие, самые старенькие вещи, - чтобы не отобрали. Была зима, а "мирные жители, жаждущие самоопределения" заставили пленных украинских военных снять военную форму, а ничего другого взамен не дали. Сигареты, еду, вообще что-то хорошее передать было нельзя, бессмысленно - всё равно отберут. А теалую одежду - можно, но желательно такую, на которую никто не позарится, чтобы она дошла всё-таки до пленных. Вот так и формировался мешок "Плен". А когда простецкого, старенького и неликвидного стало не хватать - приходилось портить приличную тёплую одежду - пачкать её краской либо подпарывать карманы.
А потом понимаешь, что бессмысленно рассказывать о чем бы то ни было. Если нам не удалось до сих пор, нет шансов, что в этот раз получится.
Возможно, все эти люди, которые упрекают нас в злобности и зацикленности, сами являются чистыми ангелами. И скорее всего, сами они, пережив всё то, что пришлось нам, остались бы мудрыми, взвешенными, стремящимися всех понять и простить. Не стали бы ни злобными, ни зацикленными.
Жалко, что мы не такие.
Сегодня поймал себя на мысли, что не сочувствую людям в Хакассии. Наоборот, хотелось бы, чтобы и в Бурятии было то же. Чтобы "все они" горели, как украинские танкисты, которых жёг убийца-бурят. Не сочувствую калужанам из-за закрытия заводов и не сочувствую жителям Комсомольска-на-Амуре, которые не могут купить йогурт. Не хочу видеть российские машины на наших разбитых дорогах и по телеку Ларису Долину бывшую одесситку, а ныне придворную вседержителя. Не хочу. Надоели. Всё! Пусть "Прогресс" упадёт на кремль!
Да, есть у меня знакомый - директор базы отдыха. Россиянин, москвич - мировой мужик. Друзья в Питере, которых мы любим. Раиса Ивановна, Оля, Вероника, привет. Мишка, а ты в этом году бычков ловить приедешь?
Нет всё-таки ещё не всё...
***************************
"Вас никто не предавал, вы просто стали злобные и зацикленные", - пишет мне девушка из Минска.
"Ты же не будешь спорить, что вы изменились, стали категоричные и резкие", - говорит друг из Израиля.
"Коротыч, тебя нельзя пускать в приличное общество!" - мягко пеняет приятель из Москвы.
И они все, наверное, правы. Мы изменились. И если мы до сих пор не смогли объяснить близким людям, что именно мы пережили и почему так изменились - то дальнейшее объяснение бесполезно.
О чем им рассказать? Рассказать про гробы, плывущие над людским морем? Или про знакомого, которого избили люди в милицейской форме, а потом судили - за то, что они остановились возле группы вооружённых битами людей, крушивших стоящую машину? Остановились, чтобы воспрепятствовать и вызвать милицию.
Может, попытаться рассказать о том, что ты чувствуешь, когда везешь женщину на опознание тела, которое может оказаться её сыном? Не представляете, как впечатывается в память белое-белое лицо. И как страшно увидеть её, когда она выйдет из морга. Страшно настолько, что ты, привезя её на место, прощаешься и малодушно сбегаешь, зная, что не простишь себе этого никогда, но лучше каждую ночь платок, положенный на тумбочку, чем один раз увидеть это лицо после опознания.
А ещё почему-то вспоминается, как в квартиру моего друга Макса позвонили ночью, в январе 2014, и сказали: "Откройте, милиция!". И Макс шёл к двери, открывать, как в тумане. К этому моменту нам всем пришли жизнерадостные смс о том, что мы "запеленгованы" мобильным оператором в зоне массовых протестов и не должны удивляться, если нас привлекут к уголовной ответственности за это. Так что Макс не удивился, просто шёл к двери. А когда открыл, оказалось, что милиция пришла к соседям, вызов на бытовуху, нужны понятые. Макс потом очень иронизировал над всей этой ситуацией и над собой. А я до сих пор не знаю, сколько лет жизни стоили Максу эти несколько секунд, пока он шёл к двери. Рассказать им про Макса?
Или, может, рассказать про мешок в сортировочной с надписью "Плен"? Туда складывали самые простецкие, самые старенькие вещи, - чтобы не отобрали. Была зима, а "мирные жители, жаждущие самоопределения" заставили пленных украинских военных снять военную форму, а ничего другого взамен не дали. Сигареты, еду, вообще что-то хорошее передать было нельзя, бессмысленно - всё равно отберут. А теалую одежду - можно, но желательно такую, на которую никто не позарится, чтобы она дошла всё-таки до пленных. Вот так и формировался мешок "Плен". А когда простецкого, старенького и неликвидного стало не хватать - приходилось портить приличную тёплую одежду - пачкать её краской либо подпарывать карманы.
А потом понимаешь, что бессмысленно рассказывать о чем бы то ни было. Если нам не удалось до сих пор, нет шансов, что в этот раз получится.
Возможно, все эти люди, которые упрекают нас в злобности и зацикленности, сами являются чистыми ангелами. И скорее всего, сами они, пережив всё то, что пришлось нам, остались бы мудрыми, взвешенными, стремящимися всех понять и простить. Не стали бы ни злобными, ни зацикленными.
Жалко, что мы не такие.
Комментариев нет:
Отправить комментарий